Я работаю выездным наркологом. Соответственно, новый эпизод бесконечной алкогольной саги.
На очередном вызове родственники проводят к пациенту и поспешно покидают поле боя, мистически растворяясь в тяжелом перегарном облаке. И я с больным один на один. А первая встреча с пациентом — это сакральный момент. Это как вербовка — все решается первыми словами, первым взглядом. Если покажешь неуверенность — все, он тебе не верит и максимум на что можно рассчитывать — исполнить роль похметолога — то есть по-быстрому прокАпать и смыться. Поэтому жгу его, болезного, взглядом, всем небритым злобным интерфейсом пепелю надломленную психику. И не давая очнуться — тонометр, алкометр, глюкометр, кардиограф. Техника мелькает перед ошарашенным Иван Иванычем. Эх, жалко бубна нет — а то бы попрыгал вокруг кровати. Попутно пытаюсь собрать анамнез — чего-то невразумительно хмыкает, ну да не важно — самое главное уже узнал у жены, пока руки мыл. И вот момент катарсиса — вкалываюсь — в вене.
У пациента облегчение в глазах — все, теперь его можно брать теплого!
И пошла психотерапия. Чувствую, что в ударе — умню. Ацетальдегид, трансаминазы, созависимость, толерантность, каким-то боком приплел гематоэнцефалический барьер... И сразу давлю на необходимость кодировки, подшивки. Если нет — инсульт, цирроз, параплегия. Жонглирую словами — у мужика в глазах реальный страх. Нет, сегодня я определенно на коне.
Вижу, что скоро заснет — спрашиваю: Ну так будем кодироваться?
Испуганный судорожный кивок в ответ и Иван Иваныч уходит в сладкий феназепамовый сон. Я доволен, утираю пот. Почувствовав изменения в пульсации локального эфира материализуются родственники. Заканчивая капельницу, с чувством выполненного долга сообщаю: все ок, Иван Иваныч дал согласие на кодировку. У жены в глазах ужас, мать крестится на меня, аки на черта. — Доктор, да как же вы? — А что такое?
— Так он же ГЛУХОНЕМОЙ у нас!
П. С. Через пять дней Иван Иваныч закодировался — не пьет второй год.
